В конце концов Кермит решил в ближайшее время навестить Дилана в лазарете и вернуть ему письмо.
Очнувшись, Дилан не мог понять, где находится. Он не знал, почему не видит: только ли потому, что его глаза сжимала плотная повязка, или от того, что он ослеп? Он помнил, как брел, едва переставляя ноги, поддерживаемый Кермитом, и чувствуя, как его лицо словно обжигает языками пламени. Нечеловеческая боль вгрызалась в кожу, лишая воли, разума и сил.
Потом он, наверное, потерял сознание. Сколько прошло времени? Сможет ли он встать? Внезапно Дилану захотелось сбежать из собственного тела, сдавленного повязками и, как он полагал, изувеченного.
Он осторожно пошевелил руками, потом ногами. Все как будто было на месте, а перевязанным оказалось только лицо. А еще при каждом вздохе по легким будто разливался огонь.
Потом он услышал голоса. Какие-то люди, очевидно, доктора, остановились возле его кровати и беседовали, вероятно, не предполагая, что он очнулся.
— Думаю, зрение восстановится: глаза пострадали не очень сильно. Легкие тоже — он не успел надышаться газа. А вот что делать с лицом, я не знаю.
— Пластическая операция не поможет?
— Вам же известно, коллега, пластика — дело новое. Конечно, имея деньги, можно попытаться, но я ни в чем не уверен.
— Мне безумно жалко этого парня.
— Мне безумно жалко всех парней, угодивших в эту мясорубку. Они умирают толпами. Давайте продолжим обход.
Поняв, что они собираются уйти, Дилан счет нужным пошевелиться и тут же услышал:
— Вы очнулись, мистер Макдафф! Вы меня слышите? Вы в лазарете. Я главный врач, Уоррен Пайпер, а это мой помощник, мистер Тодд. Как вы себя чувствуете?
— Я ничего не вижу, а еще мне тяжело дышать.
— Это пройдет. И мы думаем, что ваше зрение восстановится. Просто надо несколько недель носить повязку с лекарством.
— Я ранен?
— На вашем теле нет ни одной царапины. Но ваше лицо, — мы вынуждены признать, — пострадало довольно сильно. Точнее, половина лица. Мы, как могли, нейтрализовали дальнейшее действие хлора, но он успел сделать свое дело. И еще… мистер Макдафф…
— Прошу вас, зовите меня по имени.
— Хорошо, Дилан. Нам придется сообщить вам плохую новость. К сожалению, ваше командование что-то напутало и послало в Канаду весть о том, что вы погибли. А сейчас мы узнали, что ваш отец скончался от сердечного приступа. Приносим вам свои соболезнования.
Дилан окаменел. На мгновение ему почудилось, будто в ткани бытия кто-то внезапно прострелил дыру, словно привычный мир вдруг оказался вывернутым наизнанку. Его отца, Грегори Макдаффа, давшего ему жизнь и вырастившего его, больше нет! Дилан вспомнил, как бросил ему в лицо: «А ты не думал о том, что я тоже способен убить?». Вот он и убил. И не кого-нибудь, а собственного отца!
— Мне надо домой! — простонал он, скребя по одеялу онемевшими пальцами.
— Вам придется еще немного побыть в лазарете. Вы все равно не успеете на похороны: они уже состоялись.
— Сколько же прошло дней?!
— Вы здесь почти две недели. Вам давали морфий, и вы почти все время спали. Возьмите себя в руки, Дилан: для вас война закончилась. Скоро вы поедете в Канаду и вернетесь к прежней жизни. Другим повезло куда меньше: они задохнулись или навсегда ослепли.
«Нет, — подумал он, — теперь я всегда буду думать о войне и о том, что она со мной сделала!»
Последующие дни он пребывал в таком состоянии, словно его душа очутилась в аду. Боль в груди и обожженных глазах не давала ему плакать, потому он страдал молча, вновь и вновь размышляя о том, что ему пришлось пережить. Задетым оказалось не только прошлое и настоящее, но и будущее. То, что он считал своей реальностью, исчезло; Дилан догадывался, что произошедшее полностью изменило его жизненный путь.
Однажды ему сказали, что к нему пришел посетитель. Услышав имя Кермита Далтона, Дилан удивился и сперва решил попросить, чтобы его не пускали, а потом передумал. Что такого мог сказать или сделать этот человек, чтобы ему стало еще хуже?
Как и многие люди, Кермит ненавидел госпитали с их запахом крови, гноя, лекарств и… смерти. Ситуацию не спасало даже присутствие хорошеньких медсестер, исподволь бросавших заинтересованные взгляды на красивого молодого человека с великолепной военной выправкой.
Кермит надеялся, что вскоре его шинель украсят офицерские погоны. Командованию стало известно о том, как он проявил себя во время газовой атаки: не только догадался, как защититься от отравляющего вещества, но и не позволил товарищам покинуть позицию, в результате чего германская армия не смогла прорвать оборону и город Ипр не был взят.
Хотя госпиталь был переполнен, Дилан Макдафф лежал в отдельной палате. Вероятно, каким-то образом врачи узнали о том, что он не простой рабочий парень.
Он был весь в бинтах и походил на мумию: открытыми оставались только ноздри и полоска губ. Подумав о том, что может скрываться под этими бинтами, Кермит невольно содрогнулся.
И все же он был далек от сантиментов и потому ограничился тем, что сказал:
— Привет! Из твоего кармана выпало письмо, я поднял его, но забыл сунуть обратно. Я принес его тебе.
— Едва ли мне доведется его закончить, — сдавленно произнес Дилан.
— Ты не сможешь видеть?
— Врачи обещали, что зрение восстановится, только я не очень верю.
— Это ты зря. Они наверняка знают, что говорят. В этой атаке пострадала уйма народа. Трупы складывали штабелями, словно дрова. Многие были сильно обезображены. Так что тебе еще повезло. Поедешь домой, где тебя ждет невеста.