Едва Нелл сделала шаг к знакомому проходу, как вдруг что-то оглушительно треснуло, все покачнулось, мрак и свет перемешались, а закон земного тяготения загадочным образом перестал действовать, и она ощутила себя летящей по воздуху.
Фабрика развалилась на куски прямо на глазах Нелл; казалось, чья-то гигантская рука разметала огромное здание, словно карточный домик.
Бешено ревел ветер, сверху сыпался каменный дождь. Небо было затянуто ослепительной пеленой, оно будто раскалилось добела. Кругом неистовствовал огонь, в котором сгорали предметы и корчились тела людей, превращаясь в головешки.
Лицо Нелл осыпали колючие брызги — это были осколки стекла. Она инстинктивно зажмурила глаза и в следующий миг врезалась в дерево, а потом, оглушенная, соскользнула вниз. Когда на нее что-то упало, она наконец потеряла сознание.
Несколькими минутами раньше Миранда Далтон, урожденная Фишер, прихорашивалась перед зеркалом, одновременно краем глаза наблюдая за странной картиной, посмотреть на которую вышло не меньше половины города.
Из окна уютной и светлой квартиры, снятой для нее Кермитом, гавань была видна как на ладони. Картину заслонял разве что густой дым, струящийся из жестяных и кирпичных труб домов, окаймлявших набережную.
Миранда так и не окончила курсы стенографии, хотя Кермит и обещал оплатить обучение. Куда приятнее было ходить по магазинам и покупать наряды (благо, муж присылал ей достаточно денег), а потом разгуливать по улицам с гордо поднятой головой. К тому же она ни за что не смогла бы стерпеть, если б ею стал командовать какой-нибудь суровый начальник. У нее есть Кермит, и он ее любит. Она жена офицера и вправе делать все, что вздумается.
Миранда до сих пор не сообщила о себе родителям, так же как не стремилась узнать об их жизни. Отец наверняка по-прежнему пропадал в своей больнице, а Эбби ныла, только теперь уже в одиночестве.
Продолжая наблюдать за тем, что творилось за окном, Миранда застыла в изумлении, когда на горизонте возникло зарево во много раз ярче света восходящего солнца. Казалось, во Вселенной возникло какое-то новое светило. А потом вверх поднялся уродливый черный гриб и неподвижно повис над заливом. Он достигал неба и смешивался с тучами.
Миранде почудилось, будто в нее ударила вспышка огня, и она в ужасе закрыла лицо руками, а потом согнулась пополам от боли, потому что в живот вонзился большой осколок стекла.
Когда Дилан с котенком и папкой — единственным, что осталось от его прежней жизни, — выбрался из завала, города не было, вокруг простирался потусторонний дьявольский мир. Обвалившиеся стены, горы кирпича, обгоревшие стволы деревьев. Лестница, ведущая в никуда или, быть может, в Небо, но только едва ли. Дилан огляделся. В реальности такого не бывает, такое можно увидеть только в кошмарном сне!
От дома, в котором он снимал комнату, ничего не осталось. Миссис Тауб наверняка была мертва, как и сотни других людей.
В воздухе стоял запах пожара и смерти. Кругом были пыль, грязь, копоть, густой дым, серый пепел и алые пятна крови. Сломанные, как спички, телеграфные столбы, голые электрические провода, похожие на клубки змей. На глаза попадались то кусок ванны, то дымящиеся обрывки одежды, то перевернутый покореженный автомобиль, обломки мебели, битая посуда, а дальше — труп, пронзенный железным прутом, будто копьем.
Из почерневшей воды торчали трубы потопленных судов. Облако дыма над заливом медленно меняло свои очертания: казалось, по небу плывет огромный шевелящийся дракон.
Грохота взрывов уже не было слышно, зато кругом звенели колокола. Дилан содрогнулся, готовый поверить в то, что наступил Апокалипсис.
Он побрел по городу. Разрушенные улицы с рухнувшими стенами домов походили друг на друга, как близнецы. Он с трудом понимал, где находится. У него не было ни шарфа, ни шляпы, но сейчас Дилан не считал нужным прятаться: его лицо вполне соответствовало облику Галифакса.
Город будто замер в ожидании чего-то худшего. На улицах не было ни души, и на мгновение Дилану почудилось, будто он остался один в целом мире.
Будто понимая происходящее, котенок замер у него на груди. При мысли об этом маленьком существе, чудом уцелевшем после такой катастрофы, Дилану захотелось плакать. Он решил, что сделает все, чтобы спасти котенка, а если повезет, то и кого-то еще.
Вскоре Дилан увидел похожих на призраки людей, бредущих вверх по холму, скорее всего, в цитадель. У многих из них были опалены волосы, обожжены руки, а лица изранены осколками стекла.
За минувшие полчаса взору Дилана предстало много такого, что запросто могло лишить присутствия духа. Воздух наполняли стоны умирающих и крики отчаяния тех, кто уцелел, но или серьезно пострадал, или не мог найти своих близких.
Ноги несли Дилана к фабрике, точнее, к тому, что от нее осталось. Он чувствовал ответственность за находящихся там людей, если кто-то из них вообще сумел выжить.
Подойдя к семейному предприятию Макдаффов, он испытал настоящий шок. Фабрика была построена на совесть, а теперь от нее остались только железные балки, похожие на некий чудовищный скелет. Десятки цехов и конторских помещений, рухнувших в один миг, погребли под собой триста рабочих и служащих!
Он видел обуглившихся мертвецов, чувствовал запах горелого мяса и слышал жуткий вой одинокого ветра. То, что некогда было оборудованием для выпекания бисквитов, — английские машины, гордость его отца, валялись покореженные, разбитые, превращенные в груду металла.
«Нельзя простить ни сотни жестоких смертей, ни непоправимые разрушения», — сказал себе Дилан и тут же подумал: «А кого в этом винить?».