Она обманывала всех, в том числе и Хлою, у которой родилась дочь. Приходя в гости к новой подруге, Миранда подробно описывала свою беременность, в основном повторяя то, что некогда слышала от самой Хлои.
Сейчас она тоже направилась к ней — ей не терпелось обсудить новость.
— Я видела Дилана Макдаффа, хозяина фабрики, на которой ты работала, — сказала она, пока Хлоя наливала ей чай. — Он был с какой-то рыжей девушкой и девочкой лет десяти.
— Я слышала, он женился на бывшей работнице своей фабрики, — ответила Хлоя.
Миранда издала нервный смешок.
— На работнице?! Она так и выглядит. Рыжеволосая, вся в веснушках. Настоящая деревенщина! Откуда она приехала? Полагаю, Дилан Макдафф взял в жены первую попавшуюся женщину, которая согласилась разделить с ним постель!
Налив гостье чаю, Хлоя присела рядом. Ее дочь мирно спала в колыбели.
— Я знала Нелл, — осторожно сказала она. — Да, эта девушка из деревни, как, впрочем, и я, но она никогда не казалась мне корыстной.
Миранда задумалась, вспоминая выражение лица и улыбку Дилана. Создавалось впечатление, что он ничуть не стесняется своей внешности. Он был счастлив рядом с этой рыжей, счастлив без теней, сомнений и обмана.
Миранда воскресила в памяти взгляд бывшего жениха, когда он упал перед ней на колени и протягивал руки, словно в мольбе.
Неужели нашлась та, что вернула ему уверенность в себе и потерянные надежды? Казалось, Миранда должна радоваться этому. Однако, вопреки всему, ее терзала ревность.
Нелл опустилась в глубокое кресло. Наклонившись, Дилан снял с ее ног обувь, а потом спросил:
— Устала? Хочешь чаю?
Когда Нелл хотела встать, он мягко положил руку на ее плечо.
— Сиди. Сьюзен подаст.
Даже сейчас, когда у них был полный штат прислуги, она постоянно порывалась что-то делать сама. Дилан относился к этому снисходительно, но все же по мере сил пресекал попытки жены взять на себя обязанности горничных.
Нелл было неловко оттого, что она до сих пор ощущает себя в некотором роде самозванкой, но она не могла ничего поделать.
Она хорошо помнила, как они впервые навестили его тетушек. Две из трех оказались живы; Дилан разыскал их, поселил в хорошем доме и выделил деньги на их содержание.
Сперва пожилые дамы сетовали по поводу его лица, а потом их внимание переключилось на Нелл.
Дилан уверял жену, что она красива. Говорил, что ее волосы при определенном освещении кажутся янтарными, золотыми, медными или бронзовыми, а кожа имеет оттенок чайной розы. Что ее глаза переливаются золотистым блеском, словно грани топаза, а улыбка способна растопить холод любого сердца.
Но у него была душа художника, чуждая расчету, а его тетушки, представлявшие собой первое поколение семьи, сумевшей завоевать место в обществе, больше всего желали породниться с аристократами по рождению. Сочтя внешность и манеры Нелл плебейскими, они принялись расспрашивать Дилана о том, кто она и откуда.
— Моя супруга из Бостона. На сей момент она последняя и единственная представительница состоятельного и уважаемого семейства.
Он врал так беззастенчиво и вдохновенно, что Нелл невольно улыбнулась, и напряжение отпустило ее.
И все же она не сочла возможным навестить старых дам еще раз.
Кто чувствовал себя в особняке Макдаффов, как дома, так это Аннели и кот Галифакс. Последний вел себя так, будто никогда не был бездомным котенком, а родился именно здесь, в этих роскошных стенах. Он был своим и на кухне, и в спальне Аннели, и в гостиной, где любил лежать на коленях у Дилана, когда тот просматривал утренние газеты или по вечерам читал книгу.
Вошла Сиена в кокетливом переднике и с подносом в руках. Ее посвежевшее лицо окружал ореол безупречно уложенных локонов: образ, созданный любимой актрисой, до сих пор не давал ей покоя. Хотя они с Нелл продолжали держаться по-приятельски, последняя все-таки не открыла подруге своей самой важной тайны: о том, что ждет ребенка не от мужа.
Нелл не сказала правды и Хлое, встрече с которой был несказанно рада. Хлоя тоже не сочла возможным и нужным сообщать Нелл ни о том, что подружилась с Мирандой, ни о том, что та вышла замуж на Кермита Далтона.
Пока жена пила чай, Дилан выудил из пачки писем то, которое и ждал и не ждал.
Ответ мсье Саваля, французского хирурга, который может написать «приезжайте!», а может — «едва ли я сумею вам чем-то помочь». Отчего-то Дилан полагал, что, скорее, прочитает второе.
С другой стороны, разумно ли уезжать сейчас, когда фабрику только-только начали отстраивать заново? Нашлись и чертежи зданий, и список оборудования. Когда расчищались завалы, под ними обнаружилось много обгоревших до неузнаваемости останков. В этом смысле фабрика стала зловещим местом. Таких мест в Галифаксе было слишком много: сахарный и литейный заводы, текстильная фабрика, мастерские, приюты и школы.
Дилан вздохнул. Галифакское кладбище выросло едва ли не в два раза. Говорили, после катастрофы за один только день было изготовлено около двух тысяч гробов!
Вот что страшно: внезапная безвременная смерть, беспросветное горе от потери близких. Остальное можно пережить. Дилан открыл конверт и вытащил один-единственный листок, испещренный аккуратным мелким почерком.
«У меня было несколько таких пациентов, — писал мсье Саваль. — При неглубоком поражении (а если у вас восстановилось зрение и не было особых проблем с легкими, значит, общее поражение не было глубоким) можно многого добиться, даже не прибегая к серьезной операции, а с помощью некоторых процедур. В любом случае необходимо обследование. Приезжайте».